Просто я живу
на улице Ленина...
Федор Чистяков, группа «Ноль».
На рязанской улице Ленина/Астраханской я живу с 1974 года. С небольшими перерывами — целых 40 лет. Давно пора бы к ней привыкнуть, но почему-то не считаю ее родной.
Думал об этом. Искал логически обоснованную причину. Затем понял, что собственно причины, похоже, и нету. Есть ощущение, эмоция, чувство.
Ведь настоящая любовь — любовь к матери. Матерью для меня была Дзержинка. А улица Ленина — не мать, а мачеха. Категориями логического позитивизма настолько тонкую материю не передашь.
Еще в детстве меня поразило, что нумерация домов на ней идет не от центра к окраине, а от окраины к центру. Затем выяснилась еще одна странность. Оказалось, что в дни летнего солнцестояния солнце падает за горизонт точно по ее оси. Можете проверить это 21-22 июня. Сами убедитесь, что я не шучу.
Сразу повеяло египетскими пирамидами и британским Стоунхенджем, не правда ли? Возможно, этот «запах» — не наведенная галлюцинация и нечто «астральное» тут действительно присутствует. Мне бы очень хотелось, чтоб так оно и было.
В 1974 году угловатым подростком я поселился в доме № 2/68 по ул. Ленина. Построили его при реконструкции площади Ямской заставы. До начала ларионовских преобразований площадь выглядела, мягко говоря, неброско.
Но к началу 60-х эта территория превратилась в хорошо узнаваемую Театралку. Наш дом справа. В нем еще идут отделочные работы. Строители и отделочники мучились с ним несколько лет.
Именно мучились. Потому что в домах, построенных без мучений, редко встречаются косые углы, волнистые внутренние перегородки и полы с уклоном до 1,5°.
Вот он покрупнее. На нем еще красуется герб СССР, потом исчезнувший. Надпись «Слава труду» в этом ракурсе читалась как «Слава трупу». Народ бесстыдно ржал. Затем буквы тоже убрали.
Во дворе была котельная с высоченной кирпичной трубой. В конце 80-х — начале 90-х котельную закрыли и забросили. Через десять лет упала ее труба, слава богу, никого не придавив. Соседи, чьи окна не выходят во двор, повыскакивали под дождь, чтобы узнать, что случилось.
Через улицу Ленина, почти прямо напротив моего окна, стоит неприметный трехэтажный домик. Сейчас он обвешан вывесками и изуродован двумя пристроенными крыльцами, но в своей юности являл собою подлинное чудо архитектурного лаконизма.
Во времена моего позднего детства дальше, по нечетной стороне улицы, начинался обширный пустырь, ограниченный с тыла несколькими девятиэтажками. Весной 1978 года в один из этих домов принесли из роддома мою жену Веру.
На месте пустыря раньше стояли дома. Ближе к нынешней Театралке располагалась Астраханская пожарная часть. Вот фото, сделанное с ее каланчи.
При Советах Введенскую и Вознесенскую улицы объединили в ул. Либкнехта. Так выглядел ее перекресток с ул. Ленина в 60-х годах прошлого века. Односекционный светофор предупреждающе мигал желтым.
Через Астраханскую/Ленина улицу, напротив хлебного магазина купца Павлова, располагалась бакалейная лавка купца Сергеева, в более позднее время известная как магазин «ЯМо» («Яйца, Молоко»). Мама посылала меня туда за молоком — с трехлитровым эмалированным бидоном. Помню очередь. Длинную, но быструю. Тетеньки-продавщицы работали очень бойко.
От Дома быта, ставшего впоследствии торговым центром «Атрон», у меня не осталось приятных воспоминаний. Там было шумно и пыльно, огромные окна протирали раз в пятилетку, к очередному съезду КПСС.
Мне в Доме быта пошили костюм на школьный выпускной: приталенный пиджак с накладными карманами и клешеные брюки. По нынешним временам — жуткая пошлость, силуэт волка из «Ну, погоди!». А тогда, в конце 70-х, я думал, что выгляжу в нем модным молодым человеком.
Напротив милого модернового особнячка, во дворе которого теперь находится паб «Beefeater», при Ларионове воздвигли помпезный Дом политпросвещения. Это один из немногих рязанских претендентов на право называться образцом сталинского «Большого стиля».
Далее на нашем горизонте появляются два парка. Один напротив другого. В тот, что называют Наташкиным, я заходил лишь для того, чтобы срезать путь на Центральный рынок. Единственной его достопримечательностью мне казалось панно с цветочным портретом Ленина.
Горпарк — совсем другое дело! Я на него облизывался с детства. Сначала меня туда манили разнообразные аттракционы и бесплатное кино, которое показывали из будки, ставшей в новейшие времена кафе-клубом «Старый парк». А потом, в постпубертатном возрасте, — влечения совсем иного, не детского, толка.
До 1980 года по субботам и воскресеньям вход в Горпарк был платным. Купи билет за 10 копеек и иди. В эти дни легально проникнуть на его территорию можно было лишь через центральный вход с ул. Ленина. Два «ларька» по бокам от ворот — бывшие кассы.
Городской парк, называвшийся до революции Городским садом, существует полтора века, но его «входной группе» лет пятьдесят, не больше. В начале 60-х кассы еще были деревянными.
По выходным в парке были танцы. Танцплощадка располагалась в бывшем овраге. Со стороны ул. Свободы в этом месте стоял кирпичный заборчик чуть выше человеческого роста, а с парковой стороны прятался порядочной высоты обрыв.
Один мой приятель, почуяв запах самки, перемахнул этот забор. И, пролетев верхнюю точку траектории, увидел под собой разверзнувшуюся бездну. Не расшибся только потому, что из обрыва торчало то ли бревно, то ли какой-то куст. Прыгун повис на этой опоре и долго орал, чтоб его сняли. Играла громкая музыка, никто ничего не слышал.
Он провисел там до конца мероприятия. Когда все стихло, снова подал голос. Милиционеры очень смеялись, но таки вытащили его наверх на своих ремнях, чуть не уронив при этом.
Кинотеатр «Родина» мы, пожалуй, минуем без развернутой экскурсии. Интересного в нем, на мой взгляд, только то, что такие же кинотеатры строились в тридцатых и сороковых годах в других городах страны. Вот, например, орловский экземпляр. Тоже, между прочим, «Родина».
Бросим взгляд через дорогу на здание Общественного городского Сергея Живаго банка, построенное в 1915 году. Говорят, что на каменной доске, которой украшен его фасад, то ли в сырую, то ли в очень солнечную погоду проступают стертые буквы прежнего названия. Сам я никогда не наблюдал этот эффект. К тому же, описывают его по-разному.
Напротив, на том же участке, который теперь занимает кафе «Каприз», в 70-е тоже было заведение с романтическим названием «Алые паруса». В нем наливали портвейн «Рубин». То еще пойло, окрашивавшее язык и полость рта в красный цвет не хуже анилинового красителя.
В студенческом просторечии эти паруса назывались не алыми, а драными. Они слыли рязанским архетипом дешевой забегаловки. В 1980 году их закрыли.
На другой стороне улицы, у дома № 38, до сих пор растет главное рязанское дерево — знаменитая зонтообразная лиственница.
Не знаю, присвоен ли ей титул памятника природы. Если нет, то это огромное упущение. Ведь она росла тут сто лет назад, и даже двести.
На мой памяти лиственница несколько раз пыталась засохнуть, но потом снова оживала. Поговаривают, что в Рязани существовала городская легенда в стиле «назидание потомкам»: нельзя ломать забор, который отделяет лиственницу от улицы; если его разрушить — весной придет большая вода и город затопит наводнением.
Следующий объект моего повествования стал пердимоноклем совсем недавно. Я о мосте, по которому ул. Ленина проходит над долиной реки Лыбеди. Летом 2012 года на нем случился провал грунта, а кто-то из пользователей интернета решил, что это не настоящая яма, а нарисованная.
Дескать, вот какой в Рязани мощный стритарт! Яма — как настоящая!
И последнее, на что я бы хотел обратить ваше внимание. Нет, это не гостиница Штейертов, в которой раньше сидела ЧК, а теперь работает ФСБ. И не здание благородного собрания, которое сначала перестало быть клубом рязанских дворян, затем кинотеатром «Октябрь» и, наконец, Дворцом бракосочетания.
Я о странноватой шатровой конструкции, установленной на крыше библиотеки им. Горького. Вот она в первозданном виде.
Фото Б.Н. Яхонтова, 1965 г.
Заметно, что шатер — прозрачный. Через него в читальный зал библиотеки поступал рассеянный дневной свет — как утверждают, самый безопасный для зрения.
Часто спрашивают, почему областная библиотека носит имя Горького, а не Есенина. Так решил в 1928 году Президиум Рязанского городского Совета. Горькому как раз «стукнуло» шестьдесят, и его решили прижизненно увековечить.
